«Книгиня» Марья Алексевна
Идея этой книги была подсказана Марией Алексеевной Казаковой. Она же предоставила в наше распоряжение десятки книг из своей замечательной библиотеки. Сегодня, когда Марии Алексеевны с нами уже нет, я считаю своим долгом хотя бы кратко рассказать об этом замечательном человеке, многие годы дарившем нам роскошь общения, завещавшем городу уникальную библиотеку.
«Книгиня» – от слова «книги» – так в шутку иногда называли М.А. Книги, пожалуй, не менее чем близкие люди и друзья, составляли для нее смысл жизни. Ее всегдашняя готовность поделиться своими неисчерпаемыми знаниями, своими книгами, ее доброта и отзывчивость привлекали к ней десятки людей, находивших в ней учителя, друга, интересного собеседника.
Мне хорошо запомнилась первая встреча с Марией Алексеевной. Я, первокурсник истфака, пришел к ней в дом в далеком уже 1975 году. Мыс друзьями-пятикурсниками увлекались собиранием марок с изображением картин мастеров живописи. В филателистическом магазине продавались красивые иностранные марки, на которых не были указаны ни названия картин, ни имена художников. Друзья обратились за консультацией к М.А., которая читала у них курс лекций и была известна на факультете как знаток искусства. Она предложила зайти к ней и поискать нужные репродукции картин.
В ее маленькой квартире уже с порога поражало обилие книг, особенно альбомов по искусству. Книги были повсюду: кухонные шкафы были заполнены большими альбомами, книги лежали в сломанном холодильнике и даже в духовке газовой плиты. М.А. очень доброжелательно отнеслась к нашим поискам. Было приятно запросто перелистывать роскошные альбомы, посвященные крупнейшим музеям мира. Несмотря на разницу в положении (студент-преподаватель) и в возрасте, с первого посещения у нас завязался очень непринужденный разговор об общих интересах, о книгах, о художниках. М.А. предложила заходить к ней, что-то дала почитать с собой. С тех пор, когда друзья предлагали мне сходить к «книгине», я охотно соглашался уйти на вечер из неуютной комнаты общежития на «Кутяковке».
Насколько помню, М.А. никогда ни малейшим намеком не давала понять, что гости ей надоели. У нее дома существовал своеобразный клуб по интересам. Гостей М.А., как правило, не угощала чаем, зато пищей духовной ее дом был преизобилен. Уходили и приходили новые, чаще всего очень интересные люди. Со временем общение с М.А. для многих становилось потребностью. Для меня М.А. стала учителем и другом, как оказалось, на четверть века.
В последние годы своей жизни М.А. часто вспоминала своих родителей, детство, учебу, военные годы, начало работы в университете. Эти рассказы, как и некоторые материалы из ее архива, позволяют в общих чертах рассказать о жизни университетского преподавателя 1940-80-х гг.
Мария Алексеевна Казакова (14.04.1921-4.01.2003) родилась в Саратове. Ее отец Алексей Иванович работал счетоводом в управлении РУЖД, мать Александра Кондратьевна была домохозяйкой. Семья жила в маленьком домике на улице Нижней недалеко от Камышинской. М.А. была долгожданным и единственным ребенком. Родилась она в памятном для Поволжья голодном году — сохранилась справка о выдаче для новорожденной куска мануфактуры и нескольких кусков мыла. Наверное, родители души не чаяли в своей дочери, по-своему баловали ее. Иногда ей позволяли покапризничать. Когда не ела щи, мать говорила: «Маньке и Бобику готовим отдельно». На вопрос соседок, почему она не приучает дочку к домашним делам, Александра Кондратьевна отвечала: «Манечка будет профессором, и у нее будет домработница». Так она предугадала судьбу своей дочери, но относительно домработницы ошиблась. Это в 1920-е гг. профессору полагалась домработница...
Первые воспоминания М.А. были связаны с Саратовом нэповским. Он еще хранил многие черты дореволюционного города. Дети ватагами бегали смотреть пожары. Запомнились немецкие колбасные, вкусные пирожные. Смутно вспоминался большой собор рядом с Липками. Родители М.А. очень любили церковное пение. Отец-железнодорожник имел бесплатный проезд, и иногда родители ездили в Москву, чтобы послушать службу в столичном храме. М.А. рассказывала, как в детстве ездила в Москву, и ее дядя Зоря, «похожий на слона в шубе» и «не любивший выпить», потерял ее на улице. Запомнилось, что по Красной площади ходили трамваи...
Остался в памяти голодный 1933-й. Когда пес Бобик отказывался есть пустой суп, Александра Кондратьевна оправдывалась: «Мы теперь сами это едим».
Отец рано приучил дочку к чтению. Первые книги покупались на развале в Крытом рынке. Кажется, это были приложения к «Ниве», попадались и книги о художниках.
В 1929-1939 гг. М.А. училась в школе, сначала посещала неполную среднюю № 20, затем – среднюю школу РУЖД № 4 (ныне школа № 90). Школу окончила «с медалью». Медали тогда не выдавали, но можно было поступать без экзаменов в любой вуз.
В 1937 г. у М.А. был арестован отец, работавший тогда старшим ревизором управления РУЖД. Его осудили по статье 58, п.10 за рассказ анекдота. Дали срок – 5 лет лагерей. «Он никогда не рассказывал анекдотов», – говорила М.А. Отец умер в августе 1939г. в лагере НКВД на станции Сухобезводное Горьковской области. В эти тяжелые годы мать стала работать швеей. М.А. в 1938 г. исключили из комсомола, но вскоре восстановили. «Ко мне все хорошо относились в школе», – вспоминала она.
Поступив в 1939 г. на исторический факультет, М. А. на всю жизнь оказалась связанной с Саратовским университетом. Училась она легко. Преподаватели были интересные – А.Л. Шапиро, Л.А. Дербов, А.П. Скафтымов, ГА. Гуковский и др. Профессор И.В. Порох потом вспоминал: «Маша у нас на курсе была самой сильной студенткой».
Война внесла свои поправки в учебу. Уже с 1940 г. М.А. параллельно с учебой на истфаке посещала курсы медсестер, а в июле 1941 г. она была призвана в ряды Красной Армии. Службу проходила в качестве медсестры приемного покоя Саратовского военного госпиталя № 360. До конца жизни не могла она забыть, какие тяжелые раненые поступали в госпиталь в период Сталинградской битвы, а выжившие пациенты вспоминали молодую медсестру. Московский писатель Л.А. Ющенко, автор документальной повести, 21 мая 1982 г. писал М.А.: «В ней есть Вы, госпиталь № 360, наши беседы, наша многолетняя переписка... Словом, Вы — одна из героинь повести... У меня есть Ваше письмо (ноябрь 1942-го), где Вы пишете, что занимаетесь в семинаре «Итальянский гуманизм» и подготовили доклад «Этические взгляды Лоренцо Балла». Я помню, этот доклад Вы готовили, когда я был еще в госпитале, и по этому поводу у нас были разговоры и споры».
В 1943 г. М.А. демобилизовали из госпиталя для окончания учебы в СГУ. Два с половиной года ей приходилось служить и учиться одновременно. Дипломную работу защитила по истории средневековой Англии. В годы войны в СГУ преподавали многие профессора Ленинградского университета. Чаще других М. А. вспоминала медиевиста М.А. Гуковского. Когда М.А. готовила курсовую по истории средних веков, Гуковский дал ей на три дня почитать уникальное издание трактата Пико делла Мирандола «О достоинстве человека» (конец XV в.!). С тех пор М.А. усвоила для себя на всю жизнь – делиться всем, что знаешь и имеешь. С легкостью она давала почитать студентам и коллегам редкие и дорогие (в буквальном смысле слова) книги.
Пройдя трехмесячные курсы по подготовке преподавателей основ марксизма-ленинизма при МГУ, М.А, в конце 1944 г. начала работать на кафедре истории партии. Но уже с сентября 1946 г. она была переведена на кафедру истории средних веков. На кафедре в то время было мало специалистов. Ей приходилось читать и общий курс, и историю славян, и спецкурс по истории Византии. С конца 1940-х гг. М.А. работала над кандидатской диссертацией, посвященной выдающемуся русскому историку-слависту А. Н. Ясинскому.
С 1960 до начала 1980-х гг. М.А. работала старшим преподавателем кафедры истории нового и новейшего времени, читала курс истории славянских стран, а также спецкурсы по истории французской культуры второй половины XIX-начала XX в., руководила дипломниками.
Не имея научных регалий, М.А. отличалась поистине профессорским научно-преподавательским уровнем. Она была неиссякаемым источником тем и идей для своих многочисленных учеников. Одной из первых на факультете она подошла к широкому изучению и преподаванию истории культуры. Произведения культуры — здания, картины, книги, воспоминания — должны изучаться как исторические источники, не уставала повторять она. То, что сегодня мы называем историей ментальности, «интеллектуальной историей», микроисторией и историей повседневности всегда интересовало ее, из этого круга проблем она извлекала темы для своих учеников. Что за человек изображен на портрете? О чем может рассказать костюм портретируемого? Какие кварталы Парижа запечатлели К. Моне, К. Писсарро? В каком театре играла Жанна Самари? Отвечая на подобные вопросы, ее студенты совершали путешествие в Париж или на Таити вместе с Тулуз-Лотреком и Гогеном. Открывались «окна» в прошлое, оживали картины.
Общением с М.А. дорожили многие известные гуманитарии Саратова — В.В. Пугачев, А.С. Динес, С.А. Бах, А.А. Жук, И.С. Кашкин, Э.Э. Герштейн. Часто навещали ее коллеги-преподаватели, с которыми вместе начинала работать: Т. Ф. Сверчкова, Б.Г. Смирнова, Н.М. Елизарова, Л.К. Бурьян. Ее учениками в широком смысле могли бы назвать себя многие саратовские историки — В,И. и Т.П. Кац, В.А. Динес, Н.С. Креленко, О.Н. Исаева, Вас. И, Порох, Н.И. Николаева, А.Н. Галямичев, А.А. Синицын, А.В. Мосолкин, а также автор этих строк. Через ее «клуб» прошли десятки учителей, преподавателей, искусствоведов, музейных работников: В,П. Троицкая, Л.А. Динес, С.В. Кистенева, О.Н. Хакимулина, И.В. Крайнева, О.Н. и З.В. Фомины, Н.А. Попкова, Г.А. Мушерова, А.Н. Гольденберг, О.Л. Горбунова, В.И. и М.В. Проваторовы, А.С. Ступина, А.В Жукова, Е.Н. Пакалина, Л.В. Бахтурина, Н.П, Харченко и многие другие.
В последние годы жизни, омраченные болезнями и трудностями, М. А. как-то призналась: «Знаешь, Сережка, я не боюсь смерти. Вот только книги новые будут выходить, а я их не увижу...»
Иногда встречаясь, друзья с благодарностью вспоминают Марию Алексеевну, ее «салон». Ее книги переданы в библиотеки Саратовского областного музея краеведения, Саратовского Радищевского музея, хореографического училища, детской художественной школы, консерватории, а также в Областную научную библиотеку. Они продолжают служить делу культуры. Но со смертью М.А. в Саратове не стало маленького, но вполне действенного центра культурного притяжения. И очень жаль, что никто уже не скажет в шутку: «Ах! Боже мой! Что станет говорить книгиня Марья Алексевна». (Мезин С.А., Ступина А.С. Старый Саратов в воспоминаниях деятелей культуры. Саратов, 2005. С.59-62)