Доктор физико-математических наук, профессор кафедры физики твердого тела, Почетный работник высшего профессионального образования РФ Александр Григорьевич Роках 23 июля отмечает свое 90-летие.
Более 70 лет жизни этого человека связаны с III корпусом СГУ, который он называет «цитаделью физической науки в Саратове и за его пределами». Он не только свидетель истории университета, он один из тех, кто её создает.
При этом он бодр духом и готов зарядить своей энергией каждого, кто обращается к нему с каким-либо вопросом.
– Александр Григорьевич, вы коренной москвич, в начале Великой Отечественной войны вместе с семьей семилетним ребенком были эвакуированы в Саратов. Не возникало желания вернуться в столицу?
– Не скрою, желание было, возможностей не было. Мы приехали в Саратов с мамой и бабушкой, матерью отца. Так вышло, что они умерли в один месяц. Мне было 15, а маме всего 38. Все держалось на ней – и семья, и десятичасовой рабочий день военного времени. В Москве она работала станочницей на государственном подшипниковом заводе. Завод был эвакуирован в Саратов.
Мой отец с 1937 года находился в заключении по политической статье, хотя тогда она так не называлась. До этого работал секретарем комсомольской организации электротехнического завода. Познакомились они с мамой, потому что она была членом райкома, встретились на одном из совещаний. Они были преданы советской власти, и, несмотря ни на что, старались не смущать меня своими естественными сомнениями. Отец даже после лагерей вернулся сталинистом. Когда был уже в преклонном возрасте, в областной газете с ним было опубликовано интервью, где он рассказал, что его обвинили в попытке взорвать Красную площадь. Восемь лет отсидел, девятый провел в ссылке, работал на оборонку на Дальнем Востоке.
Я был сыном врага народа и в комсомол со своими ровесниками по понятным причинам вступать не хотел, да и не мог. Потом меня уговорили, и, опоздав на полтора года, я все же заявление подал. А вот когда поступал на физический факультет, мне прямо сказали, что принять не могут. Из-за биографии. Учителя посоветовали – поступай, куда принимают. Например, на мехмат. Год проучился на мехмате. Ну а уже после смерти Сталина смог перевестись на второй курс Первого физического факультета Саратовского университета – тогда их было два.
Декан мехмата написал на меня разгромную характеристику. Видимо, так не хотел отпускать. Но когда я защитил кандидатскую, а тогда результаты утверждались большим учёным советом, я встретил его в университетском дворе, он поздоровался и сказал: вы на меня зла не держите, я только что проголосовал за вашу диссертацию, поздравляю.
Деканом физического факультета была Зинаида Ивановна Кирьяшкина. Она меня не просто опекала, а сделала ответственным исполнителем по закрытой теме, которой тогда руководила: мы изучали воздействие радиационного излучения на полупроводники. Готовился первый полет человека в космос, и это была важная тема, хотя я, конечно, мало о чём тогда догадывался. Среди «полупроводникистов» лишь Зинаида Ивановна имела учёную степень кандидата наук, а на физическом факультете тогда было всего три доктора наук. Освоение производства полупроводниковых приборов уже в то время проходило у нас в условиях фактической блокады от научных и технологических достижений западных стран.
В одной из подвальных комнат третьего корпуса работала Нина Владимировна Жимская. Она занималась выращиванием монокристаллов германия, а затем и твёрдых германий-кремниевых растворов на установке с высокочастотным нагревом. Она уже успела поработать на производстве и очень помогала нам, своим молодым коллегам.
Недавно меня пригласили на 50-летие выпуска физиков. Сам-то я отметил 57-летие своего выпуска, так что у них уже преподавал. Вот и напомнил им гимн «полупроводникистов», одним из авторов которого был. И даже спел! Написан он был на мотив песни «Черноморочка», которую привезла из южного отпуска Нина Владимировна Жимская.
Там есть такие слова: «Это не металлы модные, а кристаллы благородные, что в отвалах, в песке, от наук вдалеке, словно дети безродные. Это вам не вакуум качать, с тела твёрдого легко ль начать, но коль нужно электронике, то придется приступать».
Вакуумная электроника, которая в это время уже была достаточно развита (например, радиолампы), сыграла большую роль в развитии техники. Но её век подходил к концу. Продолжу словами нашего гимна: «Даже вакуумный диод поник, электронщик вместе с лампой сник. Это сделал все один малыш, это полупроводник!»
Начиналась новая эпоха развития электроники. К концу 20 века вакуумная радиолампа во многих сферах уступила свое ведущее место бурно развивающимся полупроводниковым элементам и системам.
Недавно состоявшаяся в нашем университете Всероссийская научная школа-семинар была посвящена 110-летию первого заведующего кафедрой физики твёрдого тела, профессора, доктора физико-математических наук Зинаиды Ивановны Кирьяшкиной – моего наставника, основоположника научного направления, которое и сейчас успешно развивается в нашем университете.
– Вы окончили 16-ю саратовскую школу с золотой медалью, затем с отличием физический факультет СГУ. Вы по жизни отличник?
– Физиков в семье не было, инженеры были. Но я мечтал стать только физиком, мне была интересна наука, а не практика. В физике мне нравилось то, что она докапывается до глубин мироустройства и старается всё объяснить. Увлекался я и историей. Но всё же выбрал физику, потому что в какое-то время понял, что история часто служит политике.
Мне было интересно учиться, и я не понимал тех, кто прогуливал занятия. С тех пор люблю студентов-отличников, с ними легче работать. Мне вообще нравятся думающие ребята, не обязательно круглые отличники. От них скорее можно ожидать нестандартного решения.
Я всегда считал, что не имею права плохо учиться. Отец попал в заключение с неоконченным высшим образованием. Когда вернулся в Саратов, окончил политех. А потом ему запретили жить в областном центре, Саратов был тогда закрытым городом. Он скитался по разным городам Поволжья, в Энгельсе работал, несколько лет – на Саратовском ГПЗ. Я с ним редко виделся.
– Ваши кандидатская и докторская диссертации посвящены фотоэлектрическим и радиационным явлениям в полупроводниках. Объясните не физикам, в чём суть проблемы?
– Влияние излучений важно для полупроводников, потому что на их основе делаются детекторы излучений. Это важно и для изучения внутренней структуры полупроводника.
Полупроводники очень миниатюрные, значит, и расходуют на каждый бит информации гораздо меньше энергии. Когда-то революцией в электронике было введение в технику транзисторов. Полупроводниковый радиоэлемент, предназначенный для изменения параметров электрического тока и управления им, кардинально изменил конструкции и технологии изготовления электронных приборов. А сейчас, кроме микроэлектроники, которая развилась позже, появилась наноэлектроника. Это уже в тысячу раз меньше размера микрона!
Я за свою научную работу в 1956 году удостоился чести поехать на научную конференцию по полупроводникам в Ленинград. Слушал доклад Абрама Фёдоровича Иоффе, который говорил, что транзисторы – это революция. Тогда завод «Светлана» в Ленинграде начал выпускать транзисторы большого по современным представлениям размера, но они все равно были гораздо меньше радиоламп. Считается, что выражение «научно-техническая революция» принадлежит английскому физику и прозвучало в 1959 году. Но Иоффе сказал это раньше, и я тому свидетель!
– Вы были одним из инициаторов и создателей лицея «Полупроводниковая электроника» на базе школы № 37 и лицейских классов в школе № 15. Эта идея себя оправдала? Если да, как и в чём?
– К нам на факультет пришла учительница из 37 школы и предложила совместно заняться подготовкой абитуриентов, чтобы мы сами воспитывали для себя смену. Для нас это была актуальная проблема – мы были недовольны уровнем подготовки выпускников школ. Вот и решили сами для себя готовить ребят на базе школы № 37, прикрепили созданный лицей «Полупроводниковая электроника» к нашей кафедре. Потом я уже сам пошел в 15-ю школу, где завучем работала моя бывшая классная руководительница, математик Нина Ефимовна Меркулова, и остался у них преподавать в лицейских классах свой курс по истории и методологии науки и техники. Эффект, конечно, был. Мы дождались своих подготовленных абитуриентов, двое из них были потом моими дипломниками. Они не только получили возможность учиться в университете, некоторые позже защитили диссертации.
– Вы – член Международной академии акмеологических наук и член правления Российского физического общества. Как совмещается физика с акмеологией? В Интернете нашла вашу книгу «От физики к психике». Какие ещё научные проблемы вас волнуют?
– Мне нравится объяснение акмеологии как науки о развитии зрелых людей. Это наука о психологии профессионального развития человека. Почему она не может быть связана с физикой?
На протяжении всей своей жизни я увлекался разными проблемами. В Индии получил международное признание как член редколлегии международного журнала по физике. Был номинирован на награду за лучшую статью года.
Но я преподавал не только физические дисциплины, а, например, и психологию, которой увлекаюсь давно и профессионально. Уверен, с психологией нужно дружить всем! А психология научно-технического творчества – одна из моих дисциплин, которую я преподаю.
Со студенческих лет интересовался философией. С 2000 по 2007 годы был членом докторского диссертационного совета по философии. Философы всегда удивлялись, как я могу говорить простым языком об их предмете в любой его ипостаси. Коллеги-физики называют меня философом, но я возражаю – мне мало философии. Дело в том, что философия всегда опирается на формальную логику, другого инструментария у неё нет. Физика же трижды инструментальна. Для меня она полнее – кроме формальной логики, общей для всех, у физики есть математика, натурный эксперимент, которого не хватает многим наукам.
За годы работы в университете я преподавал дисциплины, связанные не только с физикой и техникой полупроводников, но и разработал курс «История и методология науки и техники». На своих занятиях часто предлагаю студентам проанализировать стихотворение Валерия Брюсова «Мир электрона». Спрашиваю, что из этого поэтического текста оказалось фантазией, а что нет? Плохо справляются, не достает широты взгляда и навыков свободного, не скованного шаблонами мышления. Чтобы не сильно ругать, облёк результаты их попыток в поэтическую форму: «Серебряного века стих отличный не может оценить столь узкий дух».
– Не обижаются?
– Наоборот, привожу их этим в чувство. Постижение многомерности и бесконечности мироздания на фоне открытия субатомных частиц электронов и атомов – дело непростое.
– В вашей жизни было много встреч с талантливыми, одарёнными людьми. Кто произвел на вас самое яркое впечатление своим образом мыслей и жизненной позицией?
– Я был знаком с двумя отечественными лауреатами Нобелевской премии – Виталием Лазаревичем Гинзбургом и Жоресом Ивановичем Алфёровым. Два выдающихся физика – теоретик и практик. Алфёрова я даже лечил. Он приехал в Саратов проводить семинар по полупроводникам и слёг, простудился накануне во время поездки на море. Я ему делал баночный массаж. В дверях толпились его сотрудники и со священным ужасом смотрели, как из-под банки появляется на коже багровая полоса. Но за три дня я-таки поставил Жореса Ивановича на ноги.
С Виталием Лазаревичем Гинзбургом переписывался, ещё будучи молодым и задиристым. Вступил с ним в полемику по поводу его статьи, где он громил «мистицизм в форме религии». В письме пытался доказать, что у мистицизма есть чему поучиться, это тоже человеческий опыт. Он со мной не согласился, но передал письмо философам. Потом ещё не раз с ним общались по линии Академии наук, обсуждали самые разные темы.
Однажды я попал в актовый зал гуманитарного корпуса МГУ, где проходила конференция философов по борьбе с лженаукой. Я тоже воспользовался микрофоном в зале и напомнил, что многое в философии выросло из связи с другими науками. Что в свое время философия и кибернетику не признавала, да и многие другие направления объявлялись лженаукой. Зал реагировал сочувственно, а вот президиум насторожился. В результате меня выбрали членом правления Российского физического общества. Я говорю: да у меня денег на билеты нет, чтобы приезжать на совещания. Мне ответили: будете приезжать, когда сможете.
– У вас 40 зарегистрированных изобретений, какое из них далось труднее всего?
– В основном все эти изобретения из области технологии полупроводников. Чтобы было трудно, не помню. Я изобретал тогда, когда не мог этого не делать. Вот я вдохновился идеей, и мне надо было от неё освободиться, то есть реализовать. Поэтому почти всегда это было сравнительно легко.
– Среди студенческих отзывов о вас в Интернете нашла такой: «Человек, у которого хочется учиться!». Студенты отмечают вашу доброту, чувство юмора, огромный багаж занимательных историй, отличное знание предмета и требование знаний «по всей строгости». Эти ваши качества – природные или результат самовоспитания?
– Я думаю, это не воспитывается. Так что, конечно, природное. Мама моя обладала большим чувством юмора и поэтическим даром. Наверное, что-то от неё досталось. Отец был строгий, очень знающий инженер, умел многое сделать руками.
Сегодня, уже в профилактических целях, для сохранения памяти учу наизусть стихи на русском и иностранных языках – в основном на немецком, но также на английском и французском. Для себя перевожу стихи Гёте, которого Пушкин называл основоположником современной литературы. Один из переводов считаю лучшим!
Продолжаю преподавать в Институте физики. Своих студентов люблю, делаю для них все, что могу – подсказываю, снабжаю материалом – лишь бы учились. Но и спрашиваю строго.
– С высоты своего возраста и жизненного опыта можете объяснить будущим физикам, зачем им это нужно?
– Физика – лидер естествознания. Да и вообще всех наук! Я благоговею перед хорошими учителями физики – перед тем, как просто они могут объяснить сложное. Надеюсь, тоже кое-что могу в этом смысле. Восхищаюсь настоящими исследователями-физиками, способными дойти до глубин любой проблемы.
А что касается возраста, то свои 90 я почти не чувствую. Духом остаюсь бодр. Вот жалею, что перестал бегать (смеётся). Раньше по вечерам 2–3 раза в неделю пробегал от 6 до 20 км. С молодости занимался спортивной гимнастикой и до сих пор некоторые элементы делаю. Но это уже не спорт, а физкультура!
Тамара Корнева